Р. Тэнди МакКоннелл
Мученичество...
В 1960-е и 1970-е гг. Ричард Вюрмбранд, румынский эмигрант, сделавший карьеру благодаря своим резким анти-коммунистическим высказываниям, не раз во всеуслышание выступал от лица “церквей-мучениц”, живущих по ту сторону железного занавеса. При этом он в самых крепких выражениях придавал анафеме тех христиан Восточной Европы и Советского Союза, для которых цена ученичества не означала тюремного заключения, ссылки или подпольного существования. Для него не было компромиссов. Христиане, живущие в условиях коммунистического режима, могли быть либо мучениками, либо отступниками. Те, кто пошел на сотрудничество с властями или избежал конфликта благодаря молчанию, были, с его точки зрения, повинны в отречении от Христа.
... против приспособленчества
Однако мученичество - призвание совсем немногих христиан Восточной Европы (да и других стран тоже). Для большинства верность своей вере и повиновение властям не выглядели столь уж большим противоречием, как это настойчиво пытался представить Вюрмбранд. Если Вюрмбранд и его спонсоры
Мученичество...
В 1960-е и 1970-е гг. Ричард Вюрмбранд, румынский эмигрант, сделавший карьеру благодаря своим резким анти-коммунистическим высказываниям, не раз во всеуслышание выступал от лица “церквей-мучениц”, живущих по ту сторону железного занавеса. При этом он в самых крепких выражениях придавал анафеме тех христиан Восточной Европы и Советского Союза, для которых цена ученичества не означала тюремного заключения, ссылки или подпольного существования. Для него не было компромиссов. Христиане, живущие в условиях коммунистического режима, могли быть либо мучениками, либо отступниками. Те, кто пошел на сотрудничество с властями или избежал конфликта благодаря молчанию, были, с его точки зрения, повинны в отречении от Христа.
... против приспособленчества
Однако мученичество - призвание совсем немногих христиан Восточной Европы (да и других стран тоже). Для большинства верность своей вере и повиновение властям не выглядели столь уж большим противоречием, как это настойчиво пытался представить Вюрмбранд. Если Вюрмбранд и его спонсоры могли наслаждаться своим комфортным нравственным максимализмом (наряду с комфортной жизнью на Западе), то большинство верующих Восточной Европы, пытавшиеся жить в соответствии со своей верой в крайне враждебном окружении, были вынуждены идти на ряд компромиссов. Большая часть епископов, пасторов и религиозных лидеров осторожно шли по тонкому льду принятия решений. Лишь немногие последовали примеру непримиримого венгерского кардинала Йожефа Мидсенти. Даже Иосиф Тон, румынский диссидент, предпринимал значительные усилия, чтобы не противопоставлять себя режиму Чаушеску, хотя и призывал к большей свободе вероисповедания и церковной автономии, что однозначно ставило его в оппозицию власти. В статье “Церковь при коммунистах”, написанной им для Fundamentalist Journal, Тон признавал, что религиозные гонения в Румынии, хотя и были вполне реальными, не переводили церкви на подпольное положение. Социальные и политические последствия активного участия в религиозной жизни были гораздо серьезнее в Румынии, чем в той же Венгрии или Югославии, однако они не были столь ужасными, чтобы заставить миллионы православных, католиков и протестантов поступиться из-за них своей верой.
Однако редакторы Fundamentalist Journal понимали (чего, скорее всего, не понимал Тон), что их аудитория жаждет нравственных абсолютов, а никак не двусмысленности, для них коммунисты – это зло, они подавляют церковь, убивают святых, истязают свидетелей истины. Поэтому на фотографии, сопровождавшей статью Тона, была запечатлена сцена из концлагеря: брошенные в грязь Библии и протянутая к ним рука, на которую грубо наступает начищенный до блеска сапог. Эта исполненная драматизма фотография и размещенная рядом с ней крайне дипломатичная статья Тона выглядели явным диссонансом, отлично иллюстрируя пропасть между мифом и реальностью в изображении религиозной истории Восточной Европы после Второй мировой войны1.
Как показывает опыт баптистов Югославии, Венгрии и Румынии, в вопросах религиозной жизни правительства этих стран активно использовали наследие концентрационных лагерей и начищенные до блеска сапоги лишь в первые годы холодной войны. В 1960-е и 1970-е гг. власти этих стран стремились снизить роль религии в обществе, однако ограничения, которые они налагали на религиозную деятельность, ущемляя права верующих, оставляли им достаточно свободы для личной духовной практики. Церковь начинала беспокоить государство лишь в том случае, если она начинала угрожать идеологической гегемонии коммунистической партии.
В Югославии баптисты были очень малочисленны и при этом разделены по национальному признаку на шесть групп, среди которых были также словаки, румыны и немцы. Вследствие этого они никогда не могли представлять реальную угрозу для государственной идеологии, даже если очень бы постарались.
Венгерское богословие диаконии
В Венгрии баптисты были гораздо лучше организованы и объединены, нежели в Югославии, и им пришлось пройти на гораздо более серьезные шаги, чтобы избежать обвинений в создании идеологической альтернативы социализму. Богословие диаконии, подчеркивающее важность христианского служения обществу при сотрудничестве с социалистическим государством (и даже под его руководством), помогло поставить венгерских протестантов и католиков по ту же сторону баррикад, что и задачи властей. Хотя венгерские христиане и не приняли всем сердцем идей социализма, от них, по крайней мере, ожидали, что они будут служить интересам венгерского народа и его правительства. Приняв богословие диаконии, венгерская баптистская церковь смогла сохранять на протяжении всего периода холодной войны свою организационную целостность и автономию. Остается, правда, лишь гадать, какой эффект подобная идеология оказала в долгосрочной перспективе на жизнь деноминации.
Рост в Румынии вопреки репрессиям
Румынские баптисты по сравнению с баптистами Венгрии и Югославии испытали более долгий период преследований и более враждебный политический климат. Местный режим преуспел в кампании по регулированию деятельности баптистской церкви и подчинению себе ее лидерства. В атмосфере молчаливого отчаяния, созданной социалистической версией режима Чаушеску, религии было предложено занять одно из немногих мест, где могла существовать независимая культура.
При Чаушеску Румынская баптистская церковь росла очень быстро, и есть большой соблазн связать наличие открытого движения баптистов-диссидентов с ростом этой деноминации. Но на рост какого либо движения или его упадок влияют очень многие факторы: эффективность и харизматичность лидерства, конкуренция с другими церквями и нецерковными организациями, а также социальные и духовные выгоды сплоченности.
Миссии Южных баптистов
Для всех трех стран влияние южно-баптистских миссионеров и “миссионерских долларов” остается неоднозначным. Венгрия, имеющая наиболее древний и лучше всего организованный баптистский союз, в период между двумя мировыми войнами подверглась гораздо меньшему влиянию со стороны южных баптистов, нежели Румыния, где южные баптисты открыли семинарию, или Югославия, в которой деноминационная структура имела подчинение руководству южных баптистов.
Довольно бессмысленно пытаться унифицировать виды взаимоотношений между миссионерами и представителями местных церквей Европы в ту эпоху, поскольку не существовал каких-то “типичных” миссионеров или отношений. В 1920-30-е гг. южно-баптистский миссионер Эверетт Гилл проявил особый интерес к образовательной и другим сферам деятельности баптистских союзов Восточной Европы, при этом он совершенно искренне полагал, что знает, что будет наилучшим для них. Он также понимал, что его способность влиять на события в Восточной Европе крайне ограничена, и что единственное действенное орудие в его арсенале – деньги из Америки – может создать ощущение зависимости, которого он хотел избежать. При всех его плюсах и минусах, Гилл не желал, чтобы баптистские союзы Румынии, Венгрии и Югославии стали простыми потребителями Южно-баптистского Миссионерского Совета. Если бы это произошло, впоследствии они скорее всего не смогли бы пережить период холодной войны, когда контакты и помощь из-за рубежа стали очень ограниченными или вообще прекратились. Миссионер Джон Аллен Мур также чувствовал свою ответственность за будущее баптистов Восточной Европы, еще в 1938 г. он понимал, что ограничен в возможностях оказывать на них влияние. Баптисты Югославии, где Мур работал перед войной, охотно приняли деньги южных баптистов, но упрямо сопротивлялись любым попыткам вмешательства в их внутренние дела. Даже настойчивое нежелание словацких баптистов иметь образованных и получающих зарплату священников и постоянные сложности с созданием централизованного баптистского союза, столь огорчавшие Мура, защитили впоследствии эту деноминацию от вмешательства властей, от которого постоянно страдала гораздо более организованная баптистская церковь Румынии.
В целом, с 1920-х гг. и до начала Второй мировой войны южно-баптистские миссионеры в
Восточной Европе играли вспомогательную роль в работе местных баптистских организаций. После войны Миссионерский Совет мог предложить этим организациям лишь дружеский совет, эпизодическую финансовую помощь и моральную поддержку от сознания того, что их положение заботит кого-то на другом конце земли.
Иронично, что когда в 1989 г. железный занавес пал, и южные баптисты смогли более свободно общаться со своими восточно-европейскими братьями по вере, миссии уже не играли той же роли в сознании южных баптистов, как это было раньше. Профессиональные миссионеры утратили свой пыл в конце 1970-х - 1980-е гг. Наряду с этим сильные баптистские конгрегации начали посылать собственные “миссионерские команды”, приезжавшие на срок от нескольких недель до нескольких месяцев для того, чтобы трудиться над конкретными проектами. Миссионерский совет в ряде случаев поощрял работу волонтеров, однако в 1990-91 гг. уже тысячи подобных “миссионеров” заполонили страны Восточной Европы и бывший Советский Союз. Некоторые миссионеры-профессионалы, работавшие совместно с Южно-баптистским Миссионерским советом, хотели замедлить этот процесс, апеллируя к тому, что настоящему миссионеру требуются годы, чтобы выучить местный язык и понять культуру. Тем не менее их аргументы не были услышаны членами правления, настроенными крайне фундаменталистски. Если миссионеры и научились чему-либо за последние 50 лет, так это тому, что только местные, а не искусственно насаженные южными баптистами церкви, могут пройти проверку временем и политическими катаклизмами2.
Примечания:
1 Иосиф Тон “Христианская церковь при коммунистах” Fundamentalist Journal 2 (июль-август 1973), 21-28.
2 Кит Паркер, беседа с автором от 28 июня 1994, Хендерсонвилль, Северная Каролина.
Печатается с сокращениями с разрешения автора, по: Р. Тэнди Как Коннелл «Местные баптисты и иностранные миссионеры: баптистские общины Румынии, Венгрии и Югославии, 1872-1980» докторская диссертация, Университет Северной Каролины, 1996.
Р. Тэнди МакКоннелл профессор истории Charles Ezra Daniel, Колумбийский Колледж, Южная Каролина. В настоящее время д-р МакКоннелл пишет книгу о румынских баптистах.